Левая и интерсекциональная. Я выступаю против любой дискриминации, иерархий и эксплуатации, включая капитализм, колониализм, SWERF, TERF и все такое govno. Громко осуждаю войну России с Украиной и поддерживаю украинцев и украинок в борьбе за свою жизнь и свободу, являюсь частью Феминистского Антивоенного Сопротивления. В своем активизме приоритезирую интерсекциональный подход, горизонтальное взаимодействие, кооперацию и взаимопомощь.

Интерсекциональность — это термин, который ввела профессорка и исследовательница Кимберли Креншоу в 1989 году. Идея в том, что различные системы дискриминации, например расизм, сексизм, гомофобия, трансфобия, эйблизм, не действуют независимо — они пересекаются, усиливают друг друга, и это важно учитывать при разработке стратегий борьбы и помощи меньшинствам.

Я считаю, что любой активизм должен отвечать принципу «ничего для нас без нас». Это значит, что нельзя за других решать, что для них лучше, и в дискуссиях о дискриминации должны участвовать те, против кого эта дискриминация направлена. Если мы организуем обсуждение про запрет абортов, микрофон должен быть у всех, кто способен родить ребенка, то есть у женщин, небинарных людей и трансгендерных мужчин. Если обсуждаем секс-работу, то нужно помогать самим секс-работницам солидаризироваться и бороться за свои права, и нужно спрашивать у них самих, какая помощь им нужна и с какими трудностями они сталкиваются, чтобы наша помощь не оказалась чём-то, что наоборот делает более опасной их жизнь. Если мы хотим помочь людям с аутизмом бороться с дискриминацией, надо спрашивать, какая помощь им требуется, а не определять за них, что для них будет лучше.

Я твёрдо убеждена, что феминизм должен быть горизонтальным движением. Никто не вправе отнимать ни у кого право быть или не быть феминисткой, мы можем иметь стратегические и другие разногласия, но вклад каждой активистки важен, мы все можем заниматься активизмом благодаря вкладу друг друга, и за гейткипингом следует только гейткипинг. Если действия какой-то феминистки мне не близки, я выбираю не следить за её деятельностью, и только если эти действия дискриминационные, выступаю с критикой. Вот хорошая статья о бережной критике — я очень стараюсь вести себя в соответствии с изложенным в ней подходом.

Конкретно мой активизм направлен прежде всего на помощь и поддержку представителей социальных групп, сталкивающихся с дискриминацией. Поэтому я, как правило, не спорю с противниками феминизма и стараюсь поддерживать пространство для общения на своих площадках, максимально свободное от дискриминации и насилия.

Я положительно отношусь к профеминизму, то есть поддержке нашего движения цисгендерными мужчинами. Когда цисгендерные мужчины слушают меньшинства, помогают им быть услышанными и выступают против дискриминации — это очень круто! Когда они перетягивают одеяло на себя («мы тоже подвергаемся дискриминации, почему вы не боретесь за нас») и учат меньшинства тому, как им лучше заниматься активизмом — это не круто.

Никакого «обратного сексизма», «обратного расизма» или «гетерофобии» не существует. Сексизм вредит абсолютно всем людям на планете, но не одинаково. И система дискриминации устроена таким образом, что кто-то подвергается дискриминации, а кто-то дискриминирует и/или имеет привилегии в этой системе.

Подробнее узнать о том, как это всё работает, можно в этом видео:

Радикальный феминизм — это важный этап развития феминистской теории и движения. Слово «радикальный» значит то, что его цель — не в поддержке существующей системы (это либеральный подход) а в уничтожении системы, т.е. патриархата. Радикальные феминистки предложили сильную критику либерального феминизма и позволили феминистской теории шагнуть вперед.

Кто-то считает, что радикальный феминизм — это какой-то иной и отдельный от интерсекционального, но это не так. Интерсекциональность и радикальный феминизм никак друг другу не противоречат. Интерсекциональный подход состоит в том, чтобы учитывать существование властных динамик между всеми социальными группами. Например, цисгендерные, трансгендерные женщины и небинарные люди — разные, белые женщины и представительницы коренных населений разные, гетеросексуалки и негетеросексуалки разные. Что значит разные? Ну вот смотрите, мы все сталкиваемся с дискриминацией в патриархальном обществе и включены в феминизм. Но у нас разные позиции в социальной иерархии и по отношению друг к другу, разные опыты и привилегии, разные проблемы, возможности, ограничения, потребности в помощи. Разные стратегии для решения проблем.

Возвращаясь к радикальному феминизму, есть еще важный момент, что в современных феминистских сообществах, которые преимущественно идентифицируют себя как радикальные, процветает трансфобия, или, как они это называют, «транс-эксклюзивный радикальный феминизм» или TERF/ТЭРФ. К этому я отношусь крайне негативно, радикальный феминизм совершенно не должен быть трансфобным, и в этом нет никакого смысла, только ненависть. Трансфобии не место нигде, тем более внутри феминизма.

Вот мой материал об этом.

Слушайте эт самое!!!! Я ненавижу сексизм и токсичную маскулинность, ну и конечно я могу ненавидеть мужчин, в поведении которых это проявляется... Если вам кажется, что ненавидеть насильников, тех, кто унижает и не воспринимает женщин за людей, гомофобов, трансфобов, расистов — это не ок, то это очень странно!!!!!!

И то и другое клёво! Но я кстати не всегда использую гэпы, иногда они меня заебывают.

Нет, но веганство это гуд.

За что только не ненавидят!! Например, за видео про феминизм, за поддержку трансгендерных людей и секс-работниц и наркопотребителей, но большинство людей наверное не ненавидят, а просто ржут и издеваются и выворачивают мои посты блин наизнанку.....по классеке...

Вообще стать объектом ненависти в интернете же не очень трудно, особенно если ты критически высказываешься насчет того, как устроено общество, или осуждаешь действия каких-то людей.

Нет, легализация отстой, я за декриминализацию.

Есть 4 основных государственных подхода к регулированию проституции — криминализация, частичная криминализация (т.н. шведская модель), легализация и декриминализация. Вот краткий и ёмкий материал, сравнивающих все четыре модели — тыц. И вот краткий пересказ книги Молли Смит и Джуно Мак "Бунтующие проститутки", в котором подробнейше описывается провал, вред и опасность шведской модели.

Это именно законодательные подходы к регулированию. Есть также общественные институты и структуры, которые непрямую не адресуют секс-индустрию, но оказывают на неё большое влияние — например, полиция, детские дома, медицина, неработающий институт по обеспечению сирот, достигших 18-летия, жильем. И есть законы, которые напрямую не регулируют секс-работу, но влияют на нее, например законы про миграцию, гомофобию и трансфобию, траффикинг.

Статус кво по всему миру такой, что секс-работницы подвергаются дискриминации, что влияет на получение ими медицинской помощи, осложняет защиту своих прав в случае столкновения с насилием, делает очень трудным смену деятельности и конечно же отражено в культуре — такие повседневные фразы как «чё ты накрасилась, как проститутка» скорее всего были услышаны каждой хоть раз в жизни. С коммодификацией сексуализированных действий сопряжены такие проблемы, как секс-траффикинг и эксплуатация мигрантов. При этом секс-работницы не могут обращаться в полицию или суды за защитой своих прав, потому что их деятельность в большинстве стран частично или полностью криминализирована. Когда секс-работниц-мигранток, сбежавших из своей страны из-за войны, задерживает полиция, они их не «спасают» — их отправляет обратно домой.

Чтобы изменить статус-кво, запретительных или разрешительных действий государства недостаточно: нужен комплексный и интерсекциональный подход, в том числе к дискуссиям на эту тему. Нужно менять полицию, политику миграции, сексуальное образование, доступ к образованию в принципе. Нужно помогать не просто «спасением» и указанием, как жить, не должно быть патерналистских разговоров типа «мы знаем, как вам лучше». Мало законодательно запретить деятельность секс-работниц, описав её как «изнасилование за деньги» — более того, это ухудшит их жизнь и сделает её опаснее и намного рискованнее. Любая криминализация проституции сильнее всего бьет по самим секс-работни_цам. Почитайте, пожалуйста, те ссылки, которые я привела в начале.

Пока мы решаем, будет ли проституция существовать в феминистском будущем, секс-работницы уже существуют, и их проблемы тоже существуют, и конкретные запросы о помощи существуют. Помощь и активизм должны отвечать принципу «ничего для нас без нас» и отталкиваться от этих запросов. Есть активистки секс-работницы, как SWARM, и я поддерживаю такие объединения и параллельно читаю современные исследования на эту тему.

На основе многолетнего изучения этого вопроса, я выступаю за декриминализацию проституции, за защиту прав секс-работниц, за уменьшение стигмы вокруг их деятельности, и вообще за любые инициативы, которые приоритезируют права трансгендерных, цисгендерных женщин и небинарных персон внутри секс-индустрии и исходят от них самих или с их непосредственным участием.

Отвлеченные споры людей, которым чужд этот опыт, а-ля «давайте поспорим, какая модель лучше, первая или вторая» или лепящих на всех ярлык «жертва изнасилования» не только неэффективны, но и усугубляют стигму, а также перемешивают разные проблемы, что негативно отражается на жизнях как секс-работниц, так и жертв секс-траффикинга. Нельзя защищать права людей, одновременно их ограничивая и нельзя обсуждать, как лучше распоряжаться чужими жизнями с незнакомым тебе опытом. Самое главное — нельзя запрещать то, как люди выживают в условиях капитализма и патриархата — любой запрет (криминализация) делает жизнь только хуже и опаснее.

Я поддерживаю деятельность организаций и активисток, работающих непосредственно вместе с секс-работницами, помогающих им защищать свои права, а также старающихся провести институциональные изменения, которые бы создавали контекст, в котором у людей было бы больше выбора, возможностей и защищенности.

Photoshop + Wacom Intuos Pro, Procreate + Apple Pencil.
Камера Canon G7X, монтаж Final Cut Pro, микрофон Zoom H1.
Укулеле Lanikai LU-11 Soprano.